ну..вотОн проснулся от звука собственного голоса. Жалостное скуление эхом разносилось по слишком большому залу, который и являлся его спальней.
Челюсти свело от напряжения, на взмокший от напряжения лоб налипли пряди волос.
Вокруг тьма и пустота.
Если кто-нибудь и услышал разносящиеся в ночи завывания, все равно никто не пришел бы, чтоб успокоить, утешить, погладить по голове.
Ему снились монстры. Опять и опять. Наваливались скопом. Нападали по одиночке, внезапно выскочив из-под земли. Пугали его до смерти.
Даже когда он осмеливался поднять в сновидениях на них меч и выходил из боя победителем, это не приносило облегчения.
Каждый раз одно и то же: страх, отчаяние и пробуждение с одной лишь разницей – со временем он перестал мочиться в постель.
И никто никогда не приходил на помощь.
Даже Дрейс настаивала на том, чтоб хранить ночные кошмары в тайне, потому что он сын императора. Быть не таким, как все мужчины из дома Солидор – непростительно.
И он ненавидел ее. Всем сердцем.
«Мой сын должен быть бесстрашным и открыто смотреть в лицо опасности» - дважды в неделю пытка занятиями в королевском бестиарии, где хочешь-не хочешь, а надо вытянуть 14 уровень.
«Мой сын еще юн, но со временем станет выдающимся и восполнит мою утрату» - и на плечи сваливается часть, может и не самых важных государственных дел.
Не спрашивая, а хочется ли тебе Ларса Ферринас поиграть или же полистать в тишине какую-нибудь интересную книгу. Отец возлагал на младшего сына очень большие надежды, непосильные….
И он ненавидел его.
В сновидениях монстры иногда принимали знакомые черты ближайшего окружения, и Ларса их боялся больше всего.
Уняв дыхание, он свесил ноги с кровати и коснулся босыми ступнями холодного мраморного пола.
В темноте было легко ориентироваться, и Ларса побрел привычной дорогой к потайной двери, чтоб обойти охрану и пробраться в боковой коридорчик, ведущий к спальне брата.
Там было единственное место, где ему было не страшно после ночных кошмаров.
Отсутствие охраны насторожило его сразу, и он пожалел, что не взял с собой какого-нибудь оружия. Дрейс всегда внушала ему, что во дворце надо держать хотя бы кинжал под рукой. Подойдя на цыпочках к двери спальни, Ларса услышал звуки борьбы и приглушенные вскрики. Первый порыв – ворваться, чтоб помочь сменился желанием позвать на помощь, но спустя мгновение подросток решил, незаметно заглянуть в щель между створками и действовать по обстоятельствам.
Ларса затаил дыхание и, заглянув в узкую щелочку между дверьми, увидел лишь край кровати и дальний мерцающий оранжевым светом светильник. Раздались звуки подозрительной возни, и тогда мальчик решился приоткрыть дверь пошире.
Наконец, он увидел своего брата. Его кожа казалась темно бронзовой в янтарном свете кристаллов.
Вейн склонился над чьим-то обнаженным телом, и Ларсе показалось, что он душит незнакомца, чье лицо мальчику не удалось разглядеть. Голова человека была заслонена подушками.
Он инстинктивно дернулся вперед и даже схватился за ручку двери, но услышал приглушенный стон жертвы и хриплый полушепот Вейна:
- Смотри на меня….
Мальчик застыл, открыв рот, когда увидел взметнувшиеся вверх руки незнакомца, словно тот пытался защититься, вцепившись принцу в горло. Но длинные пальцы скользнули по щеке, и тот, поймав их, удержал.
- Я хочу видеть твои глаза, – возвысил голос Вейн.
У Ларсы пробежали мурашки по спине. Он знал, как гипнотически действует голос его брата на окружающих, и не сомневался, что в этот момент ему безоговорочно подчинились.
Вейн завел руки лежащего под ним человека за голову и начал медленно двигать бедрами. Послышался протяжный стон, переходящий в рычание. Ноги незнакомца обхватили талию принца, и только тогда Ларса понял, наконец, что все это мало похоже на борьбу.
Чем быстрей и агрессивней были движения брата, тем чаще слышались короткие стоны распластанного под ним человека.
Ларсу бросило в жар, будто он внезапно впал в горячку. Подросток стоял у двери весь пунцовый и нервно теребил завязки на ночной рубашке. Сердечко билось с бешеной скоростью, разгоняя по венам закипающую молодую кровь и новые, какие-то дурманящие ощущения. Ноги стали ватными, а низ живота приятно тянуло.
- Не так быстро, Ноа…
Услышал Ларса хриплый голос брата, и у него перехватило дыхание. Он закрыл уши, и бросился к себе в комнату, шлепая по полу босыми ногами.
В спальне он долго не мог прийти в себя. Это казалось страшней все кошмаров, которые когда-либо пугали его по ночам.
Ноа фон Ронсенбург.
Судья-Магистр.
И его брат. Кого он так бесконечно любил и почитал.
Стало зябко. Ларса сидел на кровати, обхватив руками колени, и его трясло.
На смену ужасу пришла жгучая, испепеляющая ненависть к тому, кто покушался на их с Вейном мирок.
***
Он не мог понять, почему именно Судью-Магистра Габранта его брат приставил к нему вместо Дрейс. Ее как-то резко оттеснили, хотя он и не особо опечалился этому факту.
В чем заключался присмотр за младшим принцем, видимо фон Ронсенбург плохо себе представлял, поэтому просто часто навещал его.
В эти моменты Ларса вкладывал в свой взгляд все свое презрение, которое мог позволить, чтоб не выходить за рамки строгого солидорского воспитания. Так изощренно выказывать ненависть учили только в его семье. Габрант терялся в причудливом ходе разговоров и попадался в расставленные ловушки к великому удовольствию младшего Солидора. А как же Ларса хотел открыто крикнуть ему в лицо «я тебя ненавижу! Что ты сделал с моими снами?»
***
Когда Ларса смотрел на своего брата, ему казалось, что он видит бога.
- Я видел вас вместе… - почти шептал он, и чувствовал, как глаза наполняет соленая жгучая влага. «Это недостойно Солидоров» слышал он голоса Дрейс, отца и взгляд Вейна говорил ему об этом.
- Тебе этого не понять. Ты слишком молод. – снисходительная улыбка и Лорд-брат отвернулся чтоб не видеть слабости Ларсы.
«Отдай мне его» рвется из груди, но это тоже не по-Солидорски.
В этот момент Лорд Ларса Фарринас Солидор ненавидел своего брата.